Джованни убежал. Воспользовался моментом. Прекрасно. Он струсил? Неужели я так мягок, что просто так его отпустил? Целльнер выпрямился, застегнув свой белый плащ. Слегка нахмурился, приняв свое обычное серьезное лицо. О да, Целльнер лицемер. Однако, что в этом плохого? Он никому не причинил зла, он такой добрый и хороший, прямо ангел. Ха-ха. Анджелика бы посмеялась. Однако тут же одернул себя.
Даже если она сделала ход к королю и поставила ему шах, то до мата ей еще далеко. Тем более Неубаутена окружает такие же сильные фигуры, как и у нее. Хотя роль беспомощного короля ему не нравилась...
Целльнер огляделся вокруг, пытаясь выследить снайпера или еще одну пешку, подосланную к нему профессором Эйнстеллсон. Его глаз не заметил никого постороннего, и Целльнер отправился обратно в сторону так называемой центральной резиденции.
Бедный малыш Джованни, наверное, Анджелика будет недовольна,- потирая шею, думал про себя Целльнер. Неспеша набрав код замка, который открывал входную дверь (пару раз он ошибся, ведь код менялся каждые два дня!), он преступил порог и вошел. Целльнер молча в задумчивости отправился наверх. Точнее к лифту. Не замечая никого вокруг, он нажал на кнопку и стал ждать. Лифт с глухим скрипом опускался на нужный этаж. Перед Целльнером открылись двери, и он ступил в лифт. Двери за ним закрылись. Теперь он мог насладиться приятным ощущением, которое возникает при резком подъеме лифта.
Она меня спровоциировала на то, чтобы я показал себя. А я и поддался. Ну не идиот ли? Тяжелый вздох сорвался с его бледных напряженных губ. Он переступил с ноги на ногу. Руки сомкнул сзади и вышел, как только лифт остановился на третьем этаже.
Время, за которое он пересек весь коридор, показалось ему вечностью. Погруженный в свои мысли, он забыл обо всем, кроме Анджелики и его верных псов.
- Господин председатель!
Целльнер обернулся. К нему шел его верный подчиненный Говард - юнец, который  любил совать во все дела свой нос. Он как бы его личный секретарь...
- Я слушаю, Говард.
Целльнер внимательно оглядел его и пригласил в кабинет. Тот охотно согласился. Они вошли в это просторное и, в сущности, обыкновенное помещение, мэр сел за стол в свое прекрасное кожаное кресло. Говард стал рассказывать ему про ситуацию в городе, мэр слушает. И слушает внимательно, делая пометки в тетради. Поведав ему о происходящем, Говард ушел, оставив Целльнера в одиночестве.
Глубоко вздохнув, председатель разворачивается на кресле к окну и в задумчивости смотрит на столбы дыма, которые поднимаются со стороны западныз трущоб, на горящие здания в северных, на руины в южных, и на пустые улицы восточных. Устало потерев виски, он пытается расслабиться, но беспокойство никак не хочет уходить.

Сейчас мало что волновало председателя, исключая нынешнее положение вещей. Несмотря на видимую его победу, Целльнер чувствовал себя совершенно раздавленным, причем, как морально, так и физически, все-таки выстрел в голову, к великому сожалению, не прошел бесследно и нес за собой не особо приятные последствия. Сейчас голова Целльнера ощущала на себе такую тяжесть, что казалось, будто ее методично сдавливают в тисках, венки на висках бешено пульсировали, не давая Неубаутену сосредоточиться на внезапно возникшей проблеме в лице небезызвестной Анджелики. А проблема оказалась крайне трудно решаемой. А решаемой ли? Подперев подбородок кулаком, Целльнер стучал пальцами второй руки по деревянному подлокотнику своего кресла. "Что же ты никак не можешь оставить меня в покое, моя дорогая Анджелика? Когда ты уже наиграешься со своими щенятами?"
Тем временем, в коридоре послышались шум и крайне нецензурная брань, от которой у обывателя резко сворачиваются в трубочки уши, но не у того, кто на протяжении нескольких лет начинает практически каждое утро с того, что слышит это. Шум прекратился столь же быстро, как и начался, повисла тишина, после чего раздался настойчивый стук в дверь. Ждать ответа не стали (да и приглашать председатель никого не собирался, ибо ему, действительно, было не до гостей) и спокойно вошли в его личный кабинет. Целльнер не собирался выгонять гостя за наглость - сказывалась усталость и загруженность.
- Я это.. пожаловаться хотел.. на очере.. а? - Штефан, коим и являлся незванный гость, оборвал себя на полуслове, видя, что председателю сейчас было не до него. Штеф обогнул письменный стол и загородил собой виды царившей в городе разрухи. - О чем это Вы задумались?
- Понимаешь ли, Штефан... - будто пребывая в трансе, медленно и по слогам произнес Целльнер. - Нет, не понимаешь, - покачав головой Неубаутен запрокинул голову назад, устраиваясь поудобнее в кресле. - Куда тебе понять детские игры взрослых людей...
Целльнер глубоко вздохнул и повернулся на стуле к своему верному Псу. Он довольно долго разглядывал его на предмет ранений пристальным взглядом, от котрого порою хотелось провалиться под землю, в глубины Ада. "Хотя нет, там по дороге еще Подполье", - горько усмехнулся про себя председатель.
- Ну-с? С чем пожаловал?

Его верный пес не понимал, да и, скорее всего, он просто не мог понять, о чем так глубоко задумался председатель. Конечно, Неубатен не стремился создать гения, да и зачем ему это? Такие гении обычно препочитают работать в одиночку, а ему... не особо хотелось отпускать своих питомцев, а уж тем более, когда они стали для него его собственными детьми. В такие моменты он ощущал себя мамочкой, после чего встряхивал головой и протирал глаза, отмахивая от себя глупые, а иногда даже тупые мысли. Старшей он всегда считал Николь - она всегда была самой рассудительной из всех Циммерманов, ну а младший... младший сейчас стоял перед ним. И несмотря на его возраст, Целльнер всегда считал его настоящим ребенком. Что ж делать, если такова его натура? Целльнер покачал головой, с безнадегой глядя на свое создание. С другой стороны, ждать иного не приходилось: Целльнер действительно всегда говорил непонятно, а иногда невнятно.
- Друзья заявились нежданно-негаданно... - вздохнул председатель, потирая шею. Да, призраки прошлого. Очень неприятного прошлого. - Не обращай внимания, Штеф, - он выпрямился и чуть склонился к его локтю, мягко коснувшись пальцами. - Ты постоянно влипаешь в переделки. Откуда на этот раз? - Целльнер взглянул на него снизу вверх, взгляд остался таким же холодным и проницательным, как при их первой встрече в городской больнице, когда Целльнер явился забрать новое "мясо".
- Аа... да.. очередная царапина, - невнятно бормотал во время осмотра Циммерман. - Она мне не мешает, конечно, но парень сказал, что будет хреново, если там что-то не сделать. Я не понял о чем он имел в виду.
- Она может загноиться. Да и глубокая... уже грязь какая-то попала. Пойдем, - Целльнер встал и, схватив подопытного за здоровый локоть, потащил его в прилегающую к кабинету комнату. Там он посадил парня в кресло, надел резиновые перчатки и достал пинцет и иглу с металлической нитью, все это он протер спиртом, после чего присел на корточки напротив него. Пинцетом он аккуратно стал снимать маленькие частицы грязи, мелкие волоски и всякую другую дрянь, что пристала к ране. Затем спиртом промыв его локоть, стал постепенно зашивать "царапину". Эх, неблагодарная работа.
- А врачи отказались что либо делать, сказав "само заживет". Я то их не стал трогать...
- Правильно. Не следует высовываться, - заканчивая работу над его локтем, произнес Фюрер и вздохнул, снова обработал инструменты в спирту и спрятал их в свой маленький чесоданчик, из которого он, впрочем, их и доставал. Стал медленно, не особо туго перевязывать его локоть лоскутом бинта.
- Наверно я им надоел...
- Глупости, Штефан. Не туго? Эти врачи просто не особо хотят держаться на своем месте, вот и ищут себе проблем на свою голову, - закрепив бинт как следует, Целльнер встал, убрал чемодан в платяной шкаф, в котором висели его халаты, рубашки, брюки, даже был один фрак... И все буквально с иголочки. Двери шкафа со скрипом закрылись, председательно повернулся к псу.

На самом деле, профессору совсем не нравилась эта нарастающая в его личном кабинете толпа народа, особенно его раздражала та наглость, с какой его подопечные посмели ворваться, слава богу, хоть стучаться не забывают. А вообще, раньше Неубаутен никогда не терпел такого поведения, он в свое время и как следует гаркнуть мог, после чего подобное по обыкновению пресекалось. Возможно, сказывалась атмосфера, в которой пребывал в то время Целльнер. Атмосфера, надо сказать, действительно, была не самая лучшая: все друг друга держали на расстоянии, от такой тоски хотелось выть по-волчьи даже председателю. А сейчас, с появлением питомцев, Неу стал добрее и мягче, хоть все равно в здании все ходили по струнке. На самом деле, от Целльнера практически все старались держаться подальше, своим чересчур серьезным видом председатель вселял своим подчиненным уважение и животный страх, несмотря на то, что он никогда с ними плохо не обращался. В любом случае, Неубаутен не особо любил, когда кто-то вмешивался в разговор, пусть даже  и совсем неважный. Почему он прощал это именно своей своей старшей дочери оставалось только догадываться, можно было задать этот вопрос лично профессору, но вряд ли вы бы получили ответ.
Неу спокойно проходит мимо Николь прямиком в свой кабинет, всем видом показывая, что не желает продолжать разговор в комнате, садится за письменный стол в родное кресло. В голове роются мысли, путаются между собой. Определенно, дезориентация, чего, возможно, и хотела добиться его дорогая Анджелика. Ее главным оружием всегда была внезапность, она любила атаковать именно сознание, а не телесную оболочку. Как и сейчас. По идее, атака Джованни Раммштайнера должна была повергнуть Неубаутена в растерянность, однако не все так просто, как кажется на первый взгляд. Председатель был готов к атаке со стороны Подполья, правда, он значительно переоценил противника. Джованни, как ни странно, разочаровал его. Честно говоря, Целльнер даже не рассчитывал, что этот подопытный остался в живых после бойни, когда шестьдесят шестой номер был синхронизирован с хребтом. Тогда Анджелика сама себя понять не могла, а Неу уж тем более не понимал. Она одновременно была восхищена шестьдесят шестым и ненавидела его за убийство малютки Лили, она ведь была одной из сильнейших Раммштайнеров, хоть порою и неуправляемой. И именно Хайне мог остановить ее безумства, стоило только ссинхронизироваться с Цербером - и аллилуйя!
- Я чувствую себя просто замечательно, так что неясно, почему тебе показалось, будто я помят, - Целльнер запрокинул голову назад на спинку кресла. - Я знаю, что ты хочешь сказать, Николь, - он поднял глаза. - Но все действительно прошло прекрасно, - Целльнер скосил на нее взгляд, - просто мне чаще нужно отдыхать, вот и все.

Почему он все это говорил? Почему он выкладывал ей все, как на духу, при этом тщательно подбирая слова, чтобы не отпугнуть ее? Председатель сам себе не желал отвечать на эти вопросы, не желал признаваться в своей слабости, ведь то, что он так привязался к своему оружию - просто-напросто слабость.
Неубаутен едва коснулся занавески пальцами и отодвинул ее в сторону, глядя в окно своим не в меру задумчивым взглядом. Ему по неизвестной причине хотелось запереться в своем подвале и штамповать свои создания, создавая огромную армию, лишь бы не пускать в бой оригинал. Ты бредишь, Неу, - усмехнулся про себя председатель, облокотившись спиной на стену, он глубоко, но почти неслышно вздохнул. Твой бред никому не интересен, сам понимаешь, чтобы ты не делал, от пса не скроешься, а он очень хочет обратно под землю. Ага, к ней, к своей хозяйке. И ведь ему не втолкуешь, что для нее Фюрер никто, только объект для экспериментов и штамповки.
Да, как и его Циммерман, несовершенные человеко-подобные псы, которые в его руках превратились в послушных щенков, которых можно бросить в эпицентр боя, чтобы избавиться от всех проблем. Хотя кого он обманывал, сколько бы их не было, Раммштайнеры их одолеют. Неудачники. Не могут даже попросту увернуться, чтобы не получить ранений.
- Ну вы ведь знаете что нужно будет делать в таком случае, не так ли? - внимательно разглядывая "отца", произнесла Николь, он смотрела на него, буквально сверлила взглядом, этот взгляд раздражал профессора, который не мог сосредоточиться из-за ее взгляда. Да, он знал. И он сделает это, чисто из принципа. Не зря же он потратил столько сил для усовершенствования этой серии!
- Знаю, - лаконично ответил псинке Целльнер и повернулся к ней в пол оборота. На его лице замерла странная ухмылочка, хищная и чрезмерно безумная. В нем взыграл азарт и теперь Целльнер был готов жертвовать всем (в разумных пределах), чтобы оставить Анджелику в проигравших.
Что он собирался делать, спросите вы? Было бы просто прекрасно, переманить сбежавшего Раммштайнера... да, с шестьдесят шестым он лично знаком не был, но если сделать все правильно...
- Мне нужен Хайне Раммштайнер, - произнес Неубаутен, слегка прищурившись. Идея-то хорошая, только практически неосуществимая. Также следовало бы переговорить на эту тему с Эрнестом, правда ему почему-то казалось, что Епископ не одобрит эту невинную идею отправить Хайне туда, вниз. Подобно червю, который прогрызает яблоко изнутри. Придется использовать его... Идея абсолютно неосуществимая, ведь Хайне не глупец. Хотя, если воздействовать на его сознание... естественным путем, конечно, то можно добиться и полного подчинения.
Можно было использовать ту девчонку, Лили. Анджелика оставила ее труп себе, так что можно было догадаться, какая судьба ждала тело той беспокойной девочки. Хайне вряд ли это понравится. Да и Неу уверен, что Раммштайнеру будет интересно знать, как туда попасть. А если дать ему наводку, то он прогрызет себе дорогу вниз, к тем бесконечным лабиринтам.